Владимир Крупин

Материнская молитва

"Материнская молитва со дна моря достанет" – эту пословицу, конечно, знают все. Но многие ли верят, что пословица эта сказана не только для красного словца, а совершенно истинна и за многие века подтверждена безчисленными примерами.

Отец Павел, монах, рассказал мне случай, происшедший с ним. Он рассказал его, как будто все так и должно было быть. Меня же этот случай поразил, и я его перескажу, думаю, что он удивителен не только для меня.

На улице к отцу Павлу подошла женщина и попросила его сходить к ее сыну. Исповедать. Назвала адрес.

– А я очень торопился, – сказал отец Павел, – и в тот день не успел. Да, признаться, и адрес забыл. А еще через день рано утром она мне снова встретилась, очень взволнованная, и настоятельно просила, прямо умоляла пойти к сыну. Почему-то я даже не спросил, почему она со мной не шла. Я поднялся по лестнице, позвонил. Открыл мужчина. Очень неопрятный, молодой, видно сразу, что сильно пьющий. Смотрел на меня дерзко, я был в облачении. Я поздоровался, говорю: ваша мама просила меня к вам зайти. Он вскинулся: "Ладно врать, у меня мать пять лет как умерла". А на стене ее фотография, среди других. Я показываю на фото, говорю: "Вот именно эта женщина просила вас навестить". Он с таким вызовом: "Значит, вы с того света за мной пришли?" – "Нет, – говорю, – пока с этого. А вот то, что я тебе скажу, ты выполни: завтра с утра приходи в храм" – "А если не приду?" – "Придешь: мать просит. Это грех – родительские слова не исполнять". И он пришел. И на исповеди его прямо трясло от рыданий, говорил, что он мать выгнал из дому. Она жила по чужим людям и вскоре умерла. Он даже и узнал-то потом, даже не хоронил.

Он пришел в тот день. А вечером я последний раз встретил его мать. Она была очень радостная. Платок на ней был белый, а до этого темный. Очень благодарила и сказала, что сын ее прощен, так как раскаялся и исповедался, и что она уже с ним виделась. Тут я уже сам, с утра, пошел по его адресу. Соседи сказали, что вчера он умер, увезли в морг.

Вот такой рассказ отца Павла. Я же, грешный, думаю: значит, матери было дано видеть своего сына с того места, где она была после своей земной кончины, значит, ей было дано знать время смерти сына. Значит, и там ее молитвы были так горячи, что ей было дано воплотиться и попросить священника исповедать и причастить несчастного раба Божия. Ведь это же так страшно – умереть без покаяния, без причастия.

И главное: значит, она любила его, любила своего сына, даже такого, пьяного, изгнавшего родную мать. Значит, она не сердилась, жалела и, уже зная больше всех нас об участи грешников, сделала все, чтобы участь эта миновала сына. Она достала его со дна греховного. Именно она, и только она силой своей любви и молитвы.

Источник: http://3rm.info/publications/16803-materinskaya-molitva.html

Николай Елисеев

Я приеду, мама!

      Приближался полдень. Жаркое июльское солнце разогрело все вокруг. Даже воздух, влетающий в полностью открытый люк машины, не приносил облегчения – имел запах асфальта и был теплым до тошноты. Артем - двадцатисемилетний бизнесмен - с тоской поглядел на кнопку кондиционера: он не работал уже с месяц, и давно надо было заняться его ремонтом, да все было некогда.

      Дорога продолжала плавно ложиться под колеса «БМВ». Из–за жары от асфальта исходил горячий поток воздуха, и иногда, когда машина мягко прижималась к дороге, казалось, что ее полотно исчезало в колеблющемся над асфальтом мареве. Артем взглянул на часы и прибавил скорость: он торопился в Осиновку, где у развилки дорог – на очень удачном месте – достраивалась его третья автозаправка. Точнее сказать, это должна быть не просто АЗС, а целый комплекс с ремонтной мастерской, магазином, небольшой гостиницей и крытой автостоянкой. Можно было, конечно, и не ездить сегодня, так как стройку вела надежная, проверенная фирма, с владельцем которой Артем был в приятельских отношениях. Но он, несмотря на молодость, привык все проверять и перепроверять сам. Возможно, именно поэтому его бизнес развивался удачно.

   Молодой человек открыл «бардачок» и чертыхнулся: грейпфрутовый сок, который так хорошо утолял жажду, кончился, а пить очень хотелось. Он всмотрелся в набегающий ландшафт: дорога огибала маленькую деревушку, утопающую в зелени. Недалеко от дороги, у остатков старого колодца, на лавочке сидела пожилая женщина с накрытой белой тряпкой корзиной и смотрела в сторону дороги. Артем часто наблюдал подобную картину: жители придорожных деревень и поселков предлагали проезжающим различные поделки, картошку, овощи, грибы, ягоды и прочую снедь. Он сбавил скорость и свернул на ухабистую грунтовку, идущую в сторону колодца.

         Женщина на скамейке была совсем старенькая: из-под платка выглядывали почти белые седые волосы, сетка морщин опутывала приветливое лицо. Видно было, что жара донимала и ее: бисеринки пота покрывали лоб, а сухие бескровные губы были плотно сжаты. Артем поздоровался, услышал ответное «Здравствуйте!» и вопросительно сказал: «Мне бы чего попить». Старушка взглянула на него: «У меня, сынок, только молоко, простое и топленое». Она приподняла тряпицу с корзины: в ней стояли три, обложенные какими-то большими листьями, глиняные кринки. «Мне бы топленого», - сказал Артем. Женщина достала одну из посудин и подала ему. Он взял прохладную черепицу и замешкался, не решаясь пить из нее. Старушка, видно, поняла его и приветливо сказала: «Пей, сынок».

            Артем припал к кринке и стал жадно пить. Молоко было прохладное, густое и удивительно вкусное, с пенками и шершавыми кусочками масла. Наконец, он оторвался от посудины и благодарно посмотрел на женщину: «Ой, спасибо Вам!»,- от души произнес и спросил: «Сколько с меня?». Услышав цену, удивился: «А не мало за такое-то молоко?». Старушка вздохнула: «Может, и мало, да мне совестно больше брать, я ведь, никогда раньше ничем не торговала. Да и ноне не стала бы, да нужда заставляет: крыша совсем прохудилась, печку поправить надо – дымить стала, да колодец обваливается. И на все деньги нужны. Но уж главное хотя бы сделать – крышу перекрыть. А на пенсию как это сделать? Вот и пробую немного приработать. Да зря сижу – мало кто останавливается».

      Собеседник медленно допил молоко и присел на край скамейки: «А что родные не помогут или дети?». Женщина аккуратно вытерла лоб кончиком платка: «Да, видно, одна я осталась: родня померла, а сын вот уже лет десять весточки не шлет, может, и сгиб где – он у меня непутевый». В глазах ее появились слезинки. Артем помолчал, посмотрел на поникшие вокруг деревья и сказал: «Ну и жара стоит!». «Вёдро», - согласно кивнула старушка. Мужчина внимательно посмотрел на нее и спросил: «А много ли надо денег на ремонт крыши?». «Ой, много, сынок – пять тыщ мужики просят, говорят, что весь верх менять надо».

   Артем посидел немного, достал бумажник, посчитал деньги. Прикинув что-то про себя, убрал бумажник, оставив в руке десять тысяч. Женщина задумчиво смотрела в сторону дороги. Он встал: «Спасибо, мать, за молоко! Вот, возьмите эти деньги. Тут десять тысяч. Должно хватить и на крышу, и на печку, и на колодец». Старушка испуганно отшатнулась: «Что ты, сынок, разве можно такие деньги за просто так давать!?». «Возьмите, от души прошу. Деньги честные и на благое дело их даю. Считайте, что их Ваш сын прислал». Он вложил деньги женщине в руку: «Идите домой, тяжело ведь на такой жаре сидеть, да и сами говорили, что торговать не умеете». Потом с улыбкой сказал: «Спасибо Вам и будьте здоровы! А мне ехать надо - дела ждут». Артем сел в машину, осторожно развернулся и медленно ехал к шоссе, подняв белесое облако пыли. Старушка растерянно смотрела ему вслед.

   Бизнесмен выехал на шоссе, разогнал машину и задумался. Вдруг, вспомнив что-то, достал бумажник и стал проверять все его отделения. Наконец, вынул из кармашка то, что искал – маленькую фотографию матери, которую она дала ему года два – два с половиной назад, в последний приезд к ней. Артем вгляделся в изображение: строгий, внимательный взгляд, наполовину седые волосы, сеточки морщи вокруг глаз и у рта, маленький, серебряный крестик на шее. Она удивительно была похожа на старушку, у которой он покупал молоко, хотя и была намного моложе. Он вспомнил, что про жару без ветра мать тоже говорила: «Вёдро».

   Вдруг какая–то волна – то ли вины, то ли жалости – перехватила Артему дыхание. Он смотрел на фото и чувствовал, что в глазах появляются слезы. Неожиданно для себя вслух произнес с чувством: «Я скоро приеду, мама. Обязательно!». Артем не заметил, что впереди идущая машина, из кузова которой далеко торчали трубы, внезапно остановилась. Когда мужчина это увидел и резко стал тормозить – было уже поздно – стекло кабины врезалось в трубы. В последнюю долю секунды он еще попытался, скорее инстинктивно, отвернуть голову от стремительно надвигающейся к лицу трубы.

   …Спустя часа два лишь несколько осколков лобового стекла да измятые трава и песок у обочины дороги напоминали о разыгравшейся в этом месте трагедии.

Таашаа

Вечное дерево

Семья - это дерево...
Она вмещает в себя сразу три поколения: старшее - бабушки, дедушки - корни дерева, зрелое - социально активные мужчины, женщины - ствол и крона дерева, новое - дети, внуки - молодые ветки и цветы дерева.
Дерево здоровое - расцветает и приносит плоды - если здоровы все его части. Так и семья - здорова и счастлива только тогда, когда здоровы и счастливы все три поколения рода.
Человек не может быть счастлив, если несчастны его родители и его дети... Работай над этим, чтобы не было так!

Игорь Ходаковский

Рассказ

От АЗ до Ижицы

         Земля неслась в бездушном и холодном пространстве, облетая единственный источник тепла Солнце. Она миновала, ещё один год - одна тысяча восемьсот двадцатый. Россия по - праву гордилась победой над Наполеоном, чувствовали гордость вельможи и простые люди – война была Отечественной. И готовил государь вольную для крестьянства. Размышлял, размышлял, да призадумался, и вскоре волю свою объявил:
      -Не время!
Дворянин Бегунов Иван Тимофеевич защищал родину оружием и богатством своим в народном ополчении, а затем победоносно участвовал в заграничном походе в чине ротмистра кавалерии. В чужих краях он с интересом наблюдал европейский уклад жизни и, воротившись в родное имение на Псковщине, принял решение к весне одна тысяча восемьсот шестнадцатого года, крепостному крестьянину, той же фамилии, даровать вольную и семейству его, да в придачу по десятине на душу дать и деньжатами немалыми подсобить.
      -За что, так облагодетельствовал барин крестьянина Антипа? – гадали с завистью мужики. - Пьёт, как все, жену дубасит, ребят по избе гоняет. Ещё и за даром отдает. А тут горбатишься от зари до зари и розги перед носом каждый день видишь, а то и по спине испробуешь.
      -За то, что не щадил жизни своей в партизанских битвах, против захватчиков и его барина от пули вражьей грудью своей защитил, - подавил однажды, резким словцом мужицкую смуту Иван Тимофеевич.
От того дворянин в округе прослыл человеком современным и прогрессивных взглядов. Хотя поступил он так потому что, любил своё отечество и тех, кто готов был за него жизнь свою отдать, словом легла ему крепко на сердце, такая затея.
         Весной, перед пахотой вольную дал. Отделил земельный надел, подарил лошадей и семена:
         -Пользуйся, ради Христа!
Поклонился до самой земли крестьянин, смахнул слезу мозолистой рукой:
         -Век буду помнить, любезный Иван Тимофеевич.
Всей семьёй согласно навалились: земельку вспахали, зерно отборное в борозды посеяли и стали ожидать с надеждою первых всходов.
И в своё время дружно зазеленели поля вольного крестьянина Антипа и вскоре — заколосилось жёлтое поле. К осени собрали добрый урожай, через год больше, и в третий амбар доверху наполнили. А в четвертый год, уже прикупили земли у разорившегося помещика Скачкова.
         Но когда наступали первые холода, горько запивал вольный крестьянин Антип, и остервенело колотил своих домочадцев. Жена его Пелагея, женщина молодая, с ладным видом печалилась: "На что нам богатство такое?.. Мира в доме нет…" А муж её про себя размышлял, поглаживая, овсяную бороду: " Я, вон теперь какой хозяин - видный. В доме моём порядок должен быть чтоб, люди знали, какой я человек теперь есть - серьезный! Погоди, я вскоре всем в округе заправлять стану! "
         В пятую вольную зиму, когда наступил январь, совсем озлобился самостоятельный крестьянин Антип. Отдубасив дышлом, как следует, наемных работников, за своё семейство принялся и сквернословил неугомонно. К вечеру глаза его совсем помутнели от вина. Кулаки сжимал, по избе взад - вперёд ходил, да зубами поскрипывал:
         -Жена, ступай ко мне. Чего, там и там не в порядке?
Жена Пелагея робко шагнула к мужу. Испуганные детские глаза, часто заморгали: какие на печи, какие под лавками, а иные из сеней; шесть душ, замерло в страшном ожидании.
         Тяжело навзничь повалилась мать – бессловесно. Даже кровь не стала удерживать на губах. Сапогом добавил мужик по бабе и ещё приноровился. А тут из сеней Гринька, сын старший, лет одиннадцати, бросился на отцовский сапог и намертво вцепился в него. Так стало ему мать жалко, что себя не пожалел. Вольный крестьянин глянул на свой сапог, потянул скаредно из бутыли и принялся тузить наследника своего...
         Гринька, с малолетства, ко всему заинтересованность проявлял. То в кузне целый день глядит, как ладно кузнецы деревенские молоточками стучат по красному железу, а в конце дня глядишь, колесо готово или, какое ещё изделие металлическое.
         То за коровами целый день на лугу наблюдает: морду осмотрит, шею, живот, вымя и про себя задумывается: " Это ж надо, жуют зелёную траву, а молоко белое льётся".
         Но больше всего Гринька интересовался грамотой: "Как же, эти буквицы в слова складываются? Может они снуют незаметно по бумаге, а потом в слова понятные слагаются?" Случалось, на церковной службе, Гринька шаг за шагом незаметно приблизится к батюшке Фёдору впритык и заглянет в Евангелие. Поп отдёрнет книгу, сверкнёт глазами на Гриньку так, что тот отскочит, и, озираясь по сторонам, скроется среди прихожан. А интерес у него ещё больший внутри разгорается, воображение голову колотит: "Может, они ему говорят шёпотом, а батюшка за ними повторяет?" Однажды он успел рассмотреть страницу; все буквы были чёрные, а одна буквица огромная красная с завитушками – буквы покоились. – " Значит, чуда здесь никакого нет, ремесло какое – то, как в кузне, одна железка к другой тюк — тюк и серп вышел". – Подумал быстро Гринька. – "Если мне молоток дать и к горну поставить; колесо, как кузнец Михаил не сделаю. А если учиться начну?"
         После того размышления Гринька искал возможности с Фёдором поговорить, чтоб грамоте научил. Но батюшка внимание уделял тем, кто более подносил - деловитый мужик был, словом работал, а не служил. И на Гриньку времени у него завсегда не оставалось.
         -Ступай! Время позднее, - гнал поп назойливого мальчишку. – Тятьке расскажу, как трёшься без дела.
         И смекнул Гринька, не с пустыми руками, к попу надо явиться. Батя всё суровей делался, словно вместо сердца камень у него образовался. Пожаловаться некому было, и тут мысль ещё одна промелькнула: " Срочно грамотой надо овладевать и в город подаваться на вольные хлеба".
         …Раз махнул, два махнул кулаком Антип по сыну своему, а он висит на сапоге, – «Помру, но не отпущу» - твёрдо решил Гринька. А тятька руками бах, бах, да от усталости на землю повалился и сразу захрапел. Кинулся Гринька к матери, поднял, на кровать уложил, обтёр кровь с лица и заплакал. Потом метнулся в сени, схватил пяток яиц и к церкви побежал без тулупчика. Голова гудит и звоночками позвякивает, плечи болят не шевельнуть, до сих пор искры сыплются из глаз. Гринька не хныкал в голове настойчиво колотилось: "Грамота поможет - она спасёт"
         Гринька тихо вошёл в церковь, его обдало уютным теплом. Прихожан не было. По углам потрескивали несколько свечей. Они заполняли дымкой всё пространство небольшой церквушки до самого купола. От них приятно тянуло свечной гарью. Он прошёл до середины храма, и ему нестерпимо захотелось крикнуть, воззвать громким голосом, но захлебнулся от клубка чувств, закашлялся и смиренно опустился на колени:
         -Господи! Помилуй, меня! Помилуй мать мою, братьев и сестёр! Не кому нас защитить. Помоги грамотой овладеть! Помоги тятьку усмирить, об этом более всего прошу!!!
Скрипнула дверь, из дымки появился батюшка Федор:
         -Зачем пришёл? Евангелие, стянуть хочешь? – строго спросил он, стряхивая, крошки с чёрной бороды.
         -Не, - протянув куриные яйца, тихо сказал Гринька.
Батюшка показал мальчишке первые пять букв алфавита ровно по количеству яиц.
         -Запомнишь, дурья голова? – справился поп. – Иди, темно уже.
         -А сколько ещё букв осталось, батюшка? - поинтересовался Гринька на пороге церкви.
         -Несколько раз придти придётся, - лукаво ответил Фёдор.
Почти месяц тайно Гринька брал яйца в сенях и ходил в безвозбранное время, заучивать буквы в церкви.
         -Теперь ты знаешь все буквицы, - похлопал по плечу Гриньку Поп.
Мальчик довольно улыбнулся:
         -Можно, Евангелие открыть?
Фёдор протянул книгу. Гринька бережно пролистнул страницу и побежал глазами справа налево, потом слева направо. Затем вверх и вниз. Буквы молчали.
         -Буки, Онъ, Глаголь, - громко прочитал Гринька, так что огоньки на свечках колыхнулись. Мальчик взглянул на священника, кашлянул и продолжил, - есть, люди, ю, вди, ерь. Гринька беспомощно посмотрел на батюшку. Фёдор пристально глядел на мальчишку, едва сдерживая улыбку. Гринька опять заглянул в книгу, скользнул по строчкам, сильно покраснел и захлопнул книгу:
         -Они не говорят, - сдерживая слёзы, сказал Гринька и выбежал вон.

         -Приходи завтра, Гриша, - крикнул батюшка, уже на крыльце. – Я научу тебя склады делать, ударения ставить, препинания и правописания знать будешь. Не сразу у людей читать получается.
         -Да где ж, я тебе столько яиц наберусь? - огрызнулся горько Гринька.
"Такого ребёнка ни разу не видел. Это ж, какое желание надо иметь, упорство!? Вот если бы у меня такое желание имелось или у домашних моих. Буду учить даром, если ещё попроситься" - подумал, покачивая головой Фёдор, и глаза его увлажнились.
         Мысли в голове Гриньки скакали: " Поп обманщик, тятька злодей, где искать защиты и правды?" А под ногами скрипел снег, и хлестали колючие снежинки по лицу.
         Сокрушённый и промерзший, он вошёл в избу. Тятька сидел за столом, и грозно смотрел на домочадцев, стоявших перед ним:
         -Кто, без спроса яйца брал?
Мать развела руками, дети пожали плечами.
         -В моём доме воровства не допущу! – обжигая взглядом, рявкнул глава семейства.
Дети затрепетали, мать тихо заплакала. Гринька поглядел на всех, вздохнул и, опустив глаза, тихо вымолвил:
         -Я.
Избитый мальчик лежал на сене и всхлипывал: "Неужели в его жизни невозможно счастье и любовь? Разве я так плох, что и Бог меня не слышит? А если правда, Господь не любит меня?" От этой мысли он заплакал. – "Лучше мне не родиться".
Дунул в щели ветер и лизнул леденящей прохладой Гришино лицо. Он обтёр слёзы и рассудил: "Сбегу, иначе жизни не видать. А как же мама, братья и совсем маленькие сестрёнки? Оставить их не могу, пропадут без меня... Но может же отец Федор читать?.. И я научусь! Где теперь яйца взять?»
         Пару дней после того, тятька не пил, на третий поднялся рано и стал собираться на ярмарку в уездный городок:
         -Гриня! – позвал отец. – Собирайся, поедешь со мной на ярманку. Хва сидеть, делом теперь у меня будешь заниматься.
         Мальчишка, послушно, потирая глаза, слез с тёплой белёной печи. Мать уже накрывала на стол завтракать. Молча, не глядя друг на друга, поели картофельную запеканку с коричневой корочкой, и запили квасом. Поднявшись с лавок, перекрестились и, накинув тулупы, вышли на двор.
         Работные люди, уложили последние мешки на сани. Отец уселся на воз спереди, Гринька приткнулся сзади – друг на друга не глядели.
Небо занялось и вскоре из снега вырвалось солнце. Подул ветер и нагнал серые, кудлатые облака. Начало посыпать снежком.
         От хутора медленно вышла пара санных упряжек, и, глухо звеня бубенцами, направилась в сторону уездного городка. Когда проезжали деревни, присоединились другие мужики на санях. К полудню двигался обоз уже из шести возов. Солнце проворно проскочило небосклон и, откинув снежное одеяло, укладывалось на ночь.
         Когда шли по полю, проскочила почтовая карета и, всколыхнув, снег, скрылась за леском. Оставалось час ходу до городка. Обоз, миновав поле, въехал в густой лес, прошёл с четверть версты, как вдруг кругом всё засвистало и загалдело, разъярённым призывом:
         -Грабь, мироедов!
С разных сторон к саням кинулось около двадцати человек разбойного люда: кто в солдатских мундирах, кто в тулупчиках, а один, самый лихой, во французском офицерском мундире, саблей размахивал. Лошади встали. Мужики схватили топоры, вилы и принялись обороняться.
         -Схоронись в мешках, - прошептал тятька Гриньке и бросился с топором на разбойный отряд. Мальчик юркнул под мешки и через щёлку одним глазком стал глядеть на побоище. Один из своих мужиков пистолетик вынул и пальнул в грудь разбойнику, тот руки по сторонам развёл и на землю мёртвым повалился. Разбойники тут как озверели, как пальнули из своих ружей и всех мужиков разом положили. Один тятька умело продолжал орудовать вилами, одного, другого кольнёт.
         -Кончай, мужики! – приказал разбойник во французском мундире и выступил вперёд на тятьку. – Сам, приколю.
Разбойник, ловко взмахнул саблей по воздуху и, закинув левую руку за спину, начал фехтовать. Раз, два, три и длинный выпад – сабля вошла в грудь тятькину. Он только рот раскрыл и судорожно ухватился за лезвие, голым руками, так и повалился с саблей, а разбойник плюнул в его сторону и крикнул разбойничкам:
         -Мужики, живо уходим!
Раненых добили кистенями, кто под руку попался. Гринька сунул лицо в мешки и плотно прижался, чтоб не закричать, не заплакать, не забиться в истерике и не побежать. Тятьку, тоже хотели кистенем по голове съездить, да все уже на сани уселись, и мужик с дубиной побежал догонять своих подельников. Упряжки рванули по дороге, пройдя с полверсты, свернули в чащу и медленно пошли меж деревьев.
Совсем стемнело. Облака разбежались. На чёрной скатерти неба, заморгали звёзды, и меж ними засиял месяц. Мороз поджал, схватывая воздух и пробирая скрипом деревья. Гринька лежал тихо, всё собирался, как пружина и, подладившись, вывалился из саней.
      -Мешок, кажись, обронили, - сказал один разбойник.
      -Завтра подберём, а то отстанем, - сказал другой мужик.
А Гринька кувырком в снег покатился, головой об ствол берёзы стукнулся, и в бесчувствии остался лежать. Ему показалось, что голова его оторвалась и покатилась в заснеженный овраг.
      Из темноты в пляске выскочили буквицы от «Аз» до «Ижицы» и бойко завели хоровод, дрыгая маленькими ножками. Каждая из них, норовила заглянуть ему в лицо скорчить рожицу, а одна из них язык показала.
-Помер!.. Так и не научился грамоте, - пробежала страшная мысль в голове у Гриньки.
Вдруг буквицы исчезли в кромешной темноте, потом опять появились, но уж строго, в чётком порядке, с интервалом, и в слова сложились.
- Чего - то сказать хотят, - губами шевельнул Гринька. – Что толку, читать всё одно не могу.
Только первые слова прошли мимо, как послышался в голове у Гриньки голос: "Вставай Гриша, иди и ничего не бойся… Живой ты!"
      Гринька открыл глаза. Через голую верхушку берёзы безразлично смотрел месяц. Мальчик привстал, ухватился за ствол дерева, поднялся, и пошёл по санному пути в сторону побоища.
      Сколь раз доставалось Гриньке и не перечесть, но сейчас не гудело, не ныло, а напротив ноги легко несли. Мальчик на ходу растёр снегом лицо, руки, и подумал: "Быстрее надо идти, там мужики побитые лежат и тятька". И тут же страх подступил: " Ночь… Мертвецы, и ни кого рядом". В стороне хрустнуло, потом рядом. Горячий комок дёрнулся от пяток и, разлетаясь на тысячи других, устремился по всему телу, шевельнув на макушке волосы.
         Издали по краям дороги бугорками чернели тела побитых мужиков – никто не двигался. Гринька с ужасом глядел на каждого мимо кого проходил – все уже окоченели.
         -Ву, ву! – завыли неподалеку волки. Сквозь стволы деревьев мелькнула пара огоньков, потом другая.
         Гринька заметался в поисках оружия, схватил вилы, торчащие из снега, и приготовился к отражению атаки, а в голове мысль с огоньком завертелась: "Вот как дело разрешилось, тятьки вмиг не стало…" Радость в сердечке его завертелась и комом накатывать стала и так понеслась, что от этой радости ему жутко стало. – " А где ж тятька?" Он завертел по сторонам головой, вглядываясь в тёмный лес.
         -Ву, ву, ву – наперебой, заголосили волки.
В шагах в тридцати от дороги на блестящем снегу лежал отец. Чуть ниже ключицы торчала из груди сабля. Гриша упал на колени подле отца и взглянул ему в лицо. Закрытые глаза глубоко усели. Мальчик коснулся пальцем холодной стали клинка. В груди его защемило, подкатило к горлу и хлынуло из глаз большими каплями тёплых слез на отцовское чело. Рядом хрустнули сучья, несколько пар горящих голодом глаз, мелькая меж стволами деревьев, приближались к мальчику.
         -Гр – и – ня, - послышалось протяжно, отрывисто, шёпотом, чуть слышно.
Гриня глянул на тятьку. У него были полуоткрыты глаза. От неожиданности мальчик обмер.
         -Лезь на дуб сынок, тулуп возьми, да верёвкой привяжись покрепче, - сказал он. – Покуда меня рвать будут, про тебя забудут… Быстрей сынок.
         Гринька поднялся, схватил твёрдой рукой вилы. Большой волк оскалился, и медленно переступая лапами, ощетинившись, стал приближаться к мальчику. Зверь зарычал и, открыв пасть, бросился в атаку. Гриня со всего маху, бесстрашно, ударил зверя острыми вилами в пасть. Завизжал, завертелся серый волк, разбрызгивая горячую кровь по белому снегу. Стая дёрнулась. Вожак немного, помотал головой и пал на снег. Хищники, поджав хвосты, засеменили прочь, к дороге.
         -Вынь, саблю, сынок, - попросил тятька. – Холодная.
Зажмурив глаза, мальчик дёрнул за рукоять клинка, отец протяжно заохал, а сын рванул на себе подол рубахи и заткнул рану лоскутом. Потом побежал к дороге, стянул тулупчики с мертвецов и, вернувшись, тщательно закутал отца. А сам широко расставив ноги, встал на страже. Серые стали дожидаться у тракта, но трупов не тронули.
         Утром на тракте, чуть встало солнце, со стороны уездного города показался дилижанс, запряжённый двойкой.
Внутри было тёпло. Тятя лежал на сиденье, прикрытый тулупом. Напротив, сидел помещик Бегунов и Гриша.
         -А эскулап, у вас имеется?
         -Всё у меня найдётся, не волнуйся, брат. Ты герой, как тятька твой. Знаешь, как мы с ним француза били?.. Сколь, разбойников в лесу было?
         -Много, барин, войско целое.
         -Вот народ, с войны по лесам шастает, кровь проливает. Кого побили? Крестьянский хлеб отобрали, сирот оставили без пищи оставили. Теперь солдаты придут...
         Гриня коснулся рукой блестящей таблички на двери дилижанса, где была выбита надпись и прочитал:
         -Ма-с-те-р Ор-ло-в
         -Это что ж!? – изумился помещик Бегунов и широко улыбнувшись, продолжил. – Ха! Ты и грамоте обучен! Ну, Антип и сын у тебя.
         Затрещали настоящие крещенские морозы. Но солдат не пожалели, отправили на истребление разбойничьего гнезда. Повезло солдатикам, быстро отыскали разбойников по дыму костров. Внезапно навалились служивые, да перебили озябших лихих людишек, всех до одного, никто не ушёл, а для верности каждого ещё штыком кольнули. Стали дожидаться покуда, обоз санный придёт, чтоб покойников собрать, да по – христианскому обычаю схоронить. Дело к вечеру уже клонилось, а сани так и не пришли, может по головотяпству чиновничьему или ещё почему. Что ж, место приметили, и в уездный городок на ночлег отправились. А разбойничков до завтрашнего дня в штабелях лежать оставили. Солнце погасло быстро, взошла полнолицая луна и осветила жуткий курган. А в чаще засверкали многочисленные огоньки, и протяжный вой огласил начало трапезы.
Антип поправлялся, но молчал, только когда жена подходила, говорил:
         -Прости меня, Пелагея, ради Господа нашего!
Она ничего не отвечала, плакала, по голове его ладонью гладила и думала про себя: "Что с мужем стало и откуда счастье ей пришло?"
         Вскоре поднялся вольный крестьянин с ложа и хозяйством занялся. Из города привёз книги с картинками:
         -Овладевай Гриша грамотой, помру, хозяйство вести будешь, братьев и сестёр своих выучишь.

Меню сайта

Block title

Block content

Персональный сайт Елены Алексеевны Куликовой