Подлодка С-178 и ее экипаж (2)
– Остается только мемориальные доски открывать, по крайней мере, хоть это.
– Да, несколько лет назад я открываю компьютер, смотрю: в городе Фокино, в храме Андрея Первозванного идет панихида, мероприятия, открывают доски, там атомная подводная лодка К-56, которая у нас погибла, потом «Муссон» — надводный катер ракетный погиб и еще там несколько. Я говорю: «Я не понял, а почему нет нашего экипажа?»
А в этом городе, рядом с Владивостоком в свое время была флотилия атомных подводных лодок, и все ветераны-подводники остались жить в этом городе. И у них всех на ТОФе, на Тихоокеанском флоте, самая сильная ветеранская организация.
В общем, собрали с миру по нитке на изготовление мемориальных досок. Меня в Москву занесло, а замполит мой Володя Дайнеко живет в этом городе Фокино и координирует эти все дела, продвигает, толкает кого-то в разные места. И мы это сделали.
Мемориал С-178 в г.Владивостоке
Мы прилетаем во Владивосток, 35 лет памяти моему экипажу. И мне адмирал Сиденко говорит: «Слушай, ну тут вот ветераны как бы недовольны: почему не во Владивостоке эти мемориальные? Какое отношение вы имеете к этому Фокину?» Я говорю: «Стоп! Ребята, мемориальные доски с моим экипажем по всей России уже есть». Даже в деревне Мураново, где имение Тютчева. Богоявленский и Никольский собор в Санкт-Петербурге — все экипажи, и наш тоже там. Мы же никакого отношения к Питеру не имеем, правильно, по большому счету? Светлогорск в Ленинградской области — в августе будет открытие после реконструкции мемориального комплекса, там все экипажи, и в том числе С-178 наш. Ну и я еще могу называть.
И мне говорят: «Почему не во Владивостоке?» «А где вы, — говорю, — раньше были, когда мы деньги собирали? Это наше решение, и нас поддержал Совет ветеранов-подводников Тихоокеанского — раз. У нас лодка как раз в составе Приморской флотилии, штаб которой находился в Фокино». Все логично. Никто из общественных организаций Владивостока не поехал на открытие. Но провели там по высшему уровню вместе с батюшкой.
– О чем вы думали, когда стояли в церкви и смотрели на доску?
– Допустим, я лично чувствую вину перед парнями: я здесь вот с вами сижу, а их уже нет давно. Их уже 36 лет нет. Раз. Второе. Родственники их остались? Остались. Вы посмотрите, сколько напротив каждой фамилии родственников у каждого: братья, сестры по 5-6 человек, они же живые, многие во Владивостоке, и они все знают и чувствуют.
– Я просто пытаюсь вас в храме представить. Вы только вину чувствовали там?
– Я чувствую облегчение во всяком случае. Почему? Потому что я каждый день просыпаюсь и засыпаю с мыслью о той ситуации, о тех ребятах, которых нет. И вот для них что-то сделать, это небольшое дело, только захотеть. Мы обязаны это сделать для них. Это же память на все времена и народы.
В лихие 90-е годы никто же ничего не делал. На Морском кладбище исчезли мои парни, фамилии исчезли, таблички исчезли — всё разворовали! Они были из цветного металла, всё это сорвали и сдали в металлолом. И в 2003 году мы пришли к мэру Владивостока Копылову, и он всё сделал. Повезло, что начальником штаба флота был мой однокурсник адмирал Сиденко Константин Семенович, который поддержал по всем вопросам, фамилии заново поднимали, детали утверждали.
Когда нас не будет, я сомневаюсь, что кто-то будет этим заниматься потом. Сейчас-то это особо никому не нужно. Понимаете? Ведь мы же не получаем за это какие-то дивиденды. Да нам даже спасибо за 35 лет никто не сказал.
Свечи в память о ПЛ С-178
– Жена поддерживает?
– Не очень жена поддерживала. Может, считает, что это бесполезно. Но, по крайней мере, не мешает этим заниматься. У меня трое детей и двое внуков. Матвею будет три года, а Софья родилась в день открытия Олимпиады в Сочи. Дети и внуки мне тоже не мешают, жена им доносит информацию, что происходит, и все.
– Вы боитесь смерти?
– А кто ее не боится? Есть какое-то неуютное ощущение. Мне ж не 16. Пора и честь знать. Я знаю, что мне не так долго осталось. Постараюсь застолбить место себе на Морском кладбище Владивостока. Мое место только там. Вместе с экипажем.
Фото: Сергей Щедрин