Фрагмент из статьи В. Распутина «Cherchez la femme» (Ищите женщину)
Жертвенность и целительность сердца были настроением женщины и в просвещенных кругах вплоть до середины и даже за середину прошлого века, о чем свидетельствует русская литература, всегда умевшая чутко уловить внутренние общественные звуки. Ольга Ильинская надеется победить лень Обломова, Вера у Гончарова же в «Обрыве» рассчитывает смягчить губительный нигилизм Марка Волохова, Соня Мармеладова у Достоевского, готовая на все, чтобы спасти от отчаяния Раскольникова, по бескорыстному сложению своей нравственной фигуры достойны памятника; коли и литературным героям дарованы теперь эти почести – чей еще образ мог бы служить указанием на величие женщины!
(…) От женщины в обществе всегда зависело так много, и роль ее настолько особенна, что мы еще по-настоящему и не заглянули в эту роль и, быть может, чувствуем ее только интуитивно. Мы все ждем чего-то от женщины, каких-то желанных изменений и, не дождавшись, не дав себе даже труда осознать, чего мы ждем, снова и снова не удерживаемся от саркастического «ищите женщину» - в каждой отдельности и во всех бедах вместе.
(…) Без малого сто лет назад полностью забытая ныне писательница Н.А. Лухманова выпустила книгу рассуждений и очерков о современной ей женщине под названием «Черты современной жизни». … Вот лишь один отрывок (не забудем, что писано это женщиной): «Душа, мысль и спокойствие исчезли с лица современной женщины, а с ними исчезла и духовная прелесть, составляющая настоящую красоту женщин. Тревога, жадность, неуверенность в себе, погоня за модой и наслаждениями исказили, стерли красоту женщин. Прибавьте к этому чуть не поголовное малокровие, нервозность, доходящую до истеричности, фантазию, граничащую с психопатией, и новый бюрократический труд, к которому так стремится современная женщина…» - и – «…глядя на портреты прабабушек, говоришь: «какие красивые лица». Любуясь витриной модного фотографа наших дней, восклицаешь: «какие хорошенькие мордочки». «Это зло, - подхватывает Розанов, - и слишком (…) Ибо какова женщина, такова есть или очень скоро станет вся культура».
«Миротекущая» - так издавна называли женщину. Призванная давать жизнь, она призвана была создавать вокруг себя такие условия, такой мир, чтобы произведенная ею новая жизнь могла развиваться правильно. Охранительность – вот сущность женщины. Уют, тепло, ласка, умерение, утоление, верность, мягкость, гибкость, милосердие – вот из чего женщина состоит. Окормление семьи, оприятие мужа, воспитание детей, добрососедствование – круг ее забот. (…) Главой семьи считался мужчина, но вела семью женщина, и как бы ни была она в прошлом унижена и угнетена, ее роль в доме всегда признавалась значительней. (…) …роль женщины по складу характера … - жертвенная. «Но я другому отдана, я буду век ему верна», - ее судьба, и от брака по любви, от жизни, от которой она получала, а не отдавала, она чувствовала как бы неудобство, вину, потому что привыкла добиваться благополучия по капле. «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет», - и это в характере русской женщины, но основная ее служба была в целительности сердца. Это служба скрепляющего раствора в любой кладке, которая без раствора развалится, и это служба тыла в любом продвижении вперед, которое без тыла провалится.
(…) Смысл всяких потрясений за последние века заключается в жажде требовать и брать силой после того, как начинают давать, в неумении удовлетвориться необходимым и нежелании отдавать труды, чтобы безболезненно осваивать достигнутые свободы, прежде чем добиваться новых, в буйной страсти к полной развязности, к языку ультиматумов и бомб. Словно бешенством заболевает общество и, пока не перебесится, пока не нанесет себе страшного урона, не захочет принять никаких уступок, уступки лишь разжигают его ярость, а захватив в конце концов все, удовлетворив свою страсть, когда наступает время созидания, оказывается неспособно к нему и небрежно. (…) Раскрепощенная и свободная от старых пут, вышедшая из тесных четырех стен и взошедшая на самые верхи общественной пирамиды, плотной государственной массой шагающая по утрам равноправно с мужчинами в цеха, лаборатории, стройки и учреждения, соперничающая с ним умом и мускулами, громкая, целеустремленная, активная, передовая – она, следовало ожидать, должна быть счастлива: нет ни одного занятия, ни одного мужского подвига, которые бы остались для нее недосягаемыми.
(…) Женщину совратили публичной значительностью (…); духовность она заменила социальностью, мягкость и проницательность особого женского взгляда – категоричностью, женственность – женоподобием, материнство – болезненным детоношением…, семейственность – непрочными связями. (…) Женщина все заметнее превращается в функцию, слагаемое… Реальность погоняет ее на службу за рублем, в детсад за ребенком, в очередь за молоком, и «неделя как неделя» одна за другой промелькивают перед нею в жилистых социальных усилиях по инерции продолжающегося самоутверждения. Редко слышит она: «любимая», «родная», «единственная», а все больше: «гражданка», «партнерша», «мужичка». (…)